Фортуне де Буагобей - Дело Мотапана
— Я сделаю выводы, когда допрошу его, — решил Куртомер. — Я его уже вызвал. Прошу немедленно начать поиски у ювелиров. Если вы отыщете ожерелье, дело может быть улажено. Мотапан, вероятно, согласится забрать жалобу, и это было бы неплохо, поскольку обвиняемый принадлежит к уважаемому семейству. Вы сказали, что это ожерелье легко узнать?
— Да, по оправе и камням.
— Это, кажется, бриллианты?
— Нет. То есть бриллианты есть, но мелкие, они помещены в оправу каждого из тридцати трех опалов. Все это подробно описано в жалобе, приложенной к делу.
— Я ее не читал. Хотел прочесть, но обвиняемый отказался отвечать, и мне пришлось снова отправить его в тюрьму.
— А! Он отказался отвечать? Он хитрее, чем я думал, — прошептал комиссар.
Куртомер не обратил внимания на это замечание.
— Вы говорите, что ожерелье из опалов? — вдруг спросил он.
— Да, по словам Мотапана, из великолепных крупных опалов.
— Как странно, — удивился следователь.
Он вспомнил, что накануне, будучи у своей тетки, видел ожерелье из опалов, величина и сияние которых восхитили его. Он нашел странным это совпадение.
— Вы можете идти, — сказал он комиссару. — Если узнаете что-нибудь важное, немедленно сообщите.
Как только комиссар вышел, Куртомер сел за письменный стол и стал читать дело. Кроме требовательного акта прокурора, в нем было только два документа: жалоба Мотапана и ордер на арест.
Жалоба была написана очень аккуратно: истец явно обдумывал каждое слово. Он очень четко изложил обстоятельства. Вечером он положил опаловое ожерелье в незапертый ящик, где на другой день его не оказалось. Сначала он не знал, кого винить, потом счастливый случай навел его на след вора. Он пересказал свой разговор с Дутрлезом в кофейне «Лира», где тот сообщил о своем ночном приключении на лестнице и показал опал, оторванный от украденного ожерелья. А поскольку взлома не было, вор должен был иметь ключи от обеих квартир на первом и втором этажах. Это обстоятельство легко объяснить — граф де ля Кальпренед до 15 октября жил в квартире Мотапана. Истец заявлял, что виновного нужно искать в семействе или среди слуг графа де ля Кальпренеда. Еще он указывал на странное поведение сына графа, который, увидев его, убежал из кофейни; к тому же он вел разгульную жизнь, тратил слишком много денег и был должен всем, даже ему, Мотапану.
Куртомер пришел к мысли, что в полиции слишком поспешили, отдав приказ арестовать Жюльена де ля Кальпренеда, но, к несчастью, обстоятельства были против него. Больше всего Адриана де Куртомера озадачило подробное описание украденной вещи. Было упомянуто все: число камней, их вес и оправа. Описание в точности подходило к ожерелью, которое он видел на чайном столике маркизы де Вервен.
«Боже мой! — подумал Куртомер. — Кто знает, не приходил ли этот негодяй Жюльен к моей тетке, чтобы предложить ей купить у него ожерелье?.. Я помню, что она ответила, когда я спросил, откуда оно у нее: „Мне принесли его показать“. А если этот Мотапан узнает, что ожерелье у нее, что тогда будет?.. Я должен увидеться с ней сегодня же… нужно уговорить ее все рассказать!»
Эти размышления прервал дежурный: он принес визитную карточку, которая произвела на следователя сильное впечатление.
— Тетушка! — пробормотал Адриан едва слышно. — Она здесь и хочет меня видеть! Стало быть, я угадал! Она приехала поговорить со мной об ожерелье. Богамон, — обратился Куртомер к своему делопроизводителю, — я должен принять мою близкую родственницу, которая приехала по личному делу. Ваше присутствие ее стеснит. Ступайте в канцелярию и попросите документ, которого недостает в деле Гавара и Мерлона. Я вас позову, когда вы мне понадобитесь.
Богамон был рад уйти: он любил в свободное время покурить трубку на бульваре у здания суда. Делопроизводитель поспешно вышел через заднюю дверь, а дежурный ввел в кабинет маркизу де Вервен. Адриан поспешил ей навстречу. Тетка сказала:
— Дай мне поскорее стул, мой милый! Я запыхалась, пока поднималась на четвертый этаж, и еле держусь на ногах.
— Тетушка, если бы я знал, что вы придете, я бы сам спустился к вам, — укоризненно заметил Адриан, — а если бы вы меня вызвали…
— Как? Я не знала, к кому обратиться, и, если бы не встретила во дворе какого-то адвоката, раз десять заблудилась, прежде чем попасть сюда. А кресло какое жесткое! Правительство, которому ты служишь, плохо содержит тебя, мой бедный Адриан!
— Чиновник судебного ведомства служит не правительству, тетушка.
— Я знаю, что ты скажешь! Тебя нельзя сместить… однако советую тебе на это не рассчитывать: ты зависишь только от своей совести, а судишь именем Республики. Но я забываю, что приехала сюда говорить не о политике. Я приехала… Скажи, Адриан, здесь нет шпионов? Нас никто не услышит?
— Нет, тетушка, мы одни, я отослал делопроизводителя.
— Тогда к делу. Полагаю, ты догадываешься, о чем я буду говорить?
— Должно быть, о Жюльене де ля Кальпренеде?
— Именно.
— Когда вчера вечером я приезжал спросить вас, взять ли мне дело о краже, поверьте, я не знал, что подозревают этого несчастного молодого человека.
— А я знала, — спокойно сказала маркиза де Вервен.
— Вы знали! И скрыли от меня!
— Боже мой, да! Если бы я сообщила тебе об этом, ты отказался бы, а я этого не хотела. Я предпочла, чтобы сын моего друга имел дело с тобой, а не с другим следователем.
— Но, тетушка, я обязан исполнять свой долг так же строго, как и мои товарищи.
— Долг! Для тебя важно только это! Но разве у тебя нет обязанностей как у светского человека и моего племянника?
Адриан вздрогнул, и лицо его застыло, словно маска. Прежде всего он был членом судебного ведомства, и маркиза де Вервен его оскорбила.
— Милая тетушка, — сказал он после некоторого молчания, — я глубоко уважаю и горячо люблю вас, я сочувствую беде вашего друга, но, если его сын виновен, он будет наказан.
— Не будь таким суровым! Неужели ты думаешь, что я посоветую тебе поступиться честью?
— Нет, тетушка, я вас слишком хорошо знаю, чтобы так думать.
— Тогда выслушай меня спокойно. Я понимаю, что ты хочешь быть беспристрастным. Но ты согласен, что доброжелательность к обвиняемому не запрещена?
— Доброжелательность — понятие растяжимое, и если вы подразумеваете под этим, что я должен направить следствие в благоприятном для подсудимого направлении…
— Какой ты спорщик, Адриан! Лучше скажи, что с делом Жюльена де ля Кальпренеда?
— Вы знаете, что он арестован?
— Твой брат сказал мне об этом утром. Он сказал бы мне еще вчера вечером, но, пока я искала его в клубе, он провожал Жюльена в тюрьму.
